1. Ваша первая ассоциация с именем Николая Некрасова?
Не помню, читали ли мне Некрасова в совсем раннем детстве. Скорее, нет. Как ни странно, в домашней библиотеке книг Некрасова не было. Летом 1965-го (мне восемь лет) мы ездили в Вильнюс, там была куплена книжица стихов для детей. Папа смеялся из-за несоответствия ее «контексту». Мне многие стихи очень понравились. Не думаю, что все, но с тех пор запомнил «Генерала Топтыгина», «Дедушку Якова», «Школьника»; были в той книжке фрагменты из «На Волге» и «Мороза…». (Годом раньше сходная книжка Есенина оставила меня глубоко равнодушным.) Когда я закончил третий класс (1967), нам в школе выдали хрестоматию на будущий год. В ней была поэма «Дедушка», которую я прочел залпом и с нарастающим восторгом.
2. Как относились Вы к Некрасову в детстве? Как относились Вы к Некрасову в юности? (Вопрос из некрасовской анкеты Корнея Чуковского 1919 года.)
Вероятно, через год мне подарили на день рождения трехтомник Большой серии «Библиотеки поэта». Отец Некрасова (как, впрочем, и Лермонтова) не любил (любил он Пушкина, Маяковского и Пастернака), к моему уже обнаружившемуся пристрастью относился иронически, но каким-то образом книги достал (что было совсем не просто). Не скажу, что прочел я эти тома сразу от корки до корки и всем восхитился. Читал по мере взросления. Любовь усиливалась. Освоение в школьные годы поэзии первой половины ХХ века (Пастернак, Цветаева, Маяковский, Гумилев, Мандельштам, переводы Аполлинера, Лорки, Тувима, Незвала) и поэзии современной (увы, тогда для меня почти сводившейся к Вознесенскому и Евтушенко) приязни к Некрасову нисколько не мешало. Как ни помешало тому резкое расширение круга чтения в пору студенчества. Долгие годы я Некрасова знал «лучше» (любил больше), чем Баратынского, Тютчева, Фета и Блока.
3. Какие Ваши любимые произведения, строфы (строки) Некрасова? Чем Вам близка или не близка его поэзия?
Из «больших вещей» — «Тишина», «Мороз, Красный нос» (хотя никак не могу запомнить, с какой буквы пишется прозвище заглавного персонажа; вот и сейчас проверял), «Современники». Из лирики… Если выбор требуется категорически, то «Еду ли ночью…», «Похороны», «Рыцарь на час», а если нет — практически все (включая «Поэта и гражданина» и «Размышление у парадного подъезда»). Строки? — «Мало слов, а горя реченька,/ Горя реченька бездонная»; «Кто дознает, какою кручиною/ Надрывалося сердце твое/ Перед вольной твоею кончиною,/ Перед тем, как спустил ты ружье?..»; «Дураков не убавим в России,/ А на умных тоску наведем».
Великая поэзия не может быть «близка» тем-то или сем-то. Это неотъемлемая часть жизни.
4. Как Вы оцениваете влияние Некрасова на последующую русскую литературу? Повлиял ли он на Вашу литературную работу?
Воздействие Некрасова на всю «постнекрасовскую» поэзию огромно. Думаю, роль его в истории русской поэзии сопоставима лишь с ролью Жуковского. На мой взгляд, ни один истинный русский поэт, появившийся после Некрасова (от его младших современников Случевского и Апухтина до современников наших — Максима Амелина, Марины Бородицкой, Сергея Гандлевского, Тимура Кибирова, Владимира Салимона), — не обошелся без так или иначе усвоенных уроков великого поэта.
Я не поэт (художник), а литературовед. Как на мою профессиональную деятельность может сейчас влиять Некрасов (или Толстой, или Пушкин), понять не могу. Иное дело — давно сделанный выбор профессии (очень много и в жизни определивший). Наверно, тут Некрасов значил немало. Больше ли, чем Жуковский, Пушкин, Пастернак? — Не знаю.
5. Был ли Некрасов «рыцарем на час», говоря его же словами, или истинным поэтом? По крайнем мере, как отвечает на это современность — в лице своих виднейших представителей? (Вопрос из анкеты «Отжил ли Некрасов?» газеты «Новости дня» 1902 года.)
«Формулу» «рыцарь на час» может создать (найти, выговорить) только великий поэт.
6. Одно время Корней Чуковский считал болезненной склонность Некрасова к изображению «мрачных» явлений жизни. Баратынский величал скорбь — животворной. Как Вы относитесь к этим эпитетам? (Вопрос из анкеты Библиотеки имени Н.А. Некрасова 1986 года.)
Я не знаю ни одного настоящего поэта, о котором можно было бы говорить без этих эпитетов. «Уме недозрелый, плод недолгой науки!/ Покойся, не понуждай к перу мои руки:/ Не писав летящи дни века проводити/ Можно, и славу достать, хоть творцом не слыти./ Ведут к ней нетрудные в наш век пути многи,/ На которых смелые не запнутся ноги;/ Всех неприятнее тот, что босы проклали/ Девять сестр. Многи на нем силу потеряли/ Не дошед…» Это «Сатира I» князя Антиоха Дмитриевича Кантемира. Полнящиеся отчаянием стихи есть и у Державина, и у Пушкина, и у Фета, и у Пастернака. Другое дело, что формула «поэзия таинственных скорбей» не покрывает литературного дела Баратынского, а наследие Некрасова к «болезненности» не сводится. Он, например, «Зеленый шум» написал. И много что еще.
7. Для Вас Некрасов только поэт или еще и общественный деятель? Какого Вы мнения о народолюбии, которое он проповедовал?
Общественным деятелем Некрасов не был. (Если не считать таковой членство в Английском клубе.) Он не занимался политикой, не подавал проектов социальных преобразований, не состоял в революционных или «охранительных» организациях. Его редакторскую работу и издательские начинания «общественной деятельностью» считать нелепо — они находятся на перекрестье деятельности литературной (организация словесности) и предпринимательской (то, что теперь называется «бизнес»). Даже идеологом в том смысле слова, что применим к Достоевскому, Чернышевскому или Фету (автору очерков о пореформенном сельском хозяйствовании), Некрасова назвать нельзя. У него были убеждения (кстати, менявшиеся), но у кого и когда их не было? В его стихах возникают «социальные темы», но не больше (и не меньше), чем не только у Тургенева, Толстого и Достоевского, но и у якобы «безыдейного» Чехова. Если имеется в виду глубокое сочувствие поэта безвременно умершим Добролюбову, Шевченко и Писареву, абсолютно беззаконно отправленному в Сибирь Чернышевскому, тем, кто, действительно избрав путь революционной борьбы, оказался в неволе, то призывать «милость к падшим» не значит заниматься политикой (или общественной деятельностью). Мы не знаем, как отреагировал бы Некрасов на трагедию 1 марта 1881 года — поэт умер раньше, история не допускает сослагательного наклонения. Но мы знаем, что явить милость цареубийцам просили нового государя Владимир Соловьев и Толстой, которых никак не заподозришь в симпатии к революционным (террористическим) действиям.
«Народолюбие» — слово странное, коли не сказать — «скользкое». Мы не употребляем его, размышляя о Достоевском или Толстом, хотя, конечно, они «любили народ» не меньше, чем Некрасов. Думаю, что и о Некрасове следует говорить без обманчивых банальностей и конкретно. Это им писано: «Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,/ И за то тебе вечно маяться!» Тут ведь не об одном Глебе-старосте речь. И далеко не единственный это в «Кому на Руси жить хорошо» эпизод, где представлены страшные черты простолюдинов. Не трудно привести примеры и из других некрасовских сочинений. Да, Грише Добросклонову доверена сердечная мысль поэта: «В рабстве спасенное/ Сердце свободное —/ Золото, золото/ Сердце народное», но и в песне «Русь» не утверждается, что спаслись все народные сердца. Совесть не позволяет забыть тех, «чьи работают грубые руки,/ Предоставив почтительно нам/ Погружаться в искусства, в науки,/ Предаваться мечтам и страстям», но вовсе не предполагает идеализации тех, «Кто бредет по житейской дороге/ В безрассветной, глубокой ночи,/ Без понятья о праве, о Боге,/ Как в подземной тюрьме без свечи»! (Курсив мой.) Те, кто не умеют (не хотят) уважать построивших железную дорогу мужиков, зачастую (чем дальше, тем больше) не уважают и художников, поэтов, школьных учителей, инженеров, ученых, а юристов и врачей «уважают» лишь после того, как жареный петух клюнет.
8. Отжила ли поэзия Некрасова для современного читателя или она по-прежнему способна воздействовать на его чувства, мысли и поступки?
С Некрасовым дело обстоит ровно так же, как с Пушкиным. Или любым иным поэтом. Поэзия, как искусство вообще, всегда мало кому нужна. (Случались и исключения из этого невеселого правила, но они должны не мифологизироваться, а рассматриваться особо.) Для того чтобы дело обстояло иначе, необходимы незаурядные усилия. Мы все (или почти все) наделены «поэтическим чувством», но в очень разной мере. Кому-то (совсем немногим) сильный дар понимания поэзии присущ изначально (послан свыше) — такие люди будут читать стихи (и отличать их от поделок) «при любой погоде». У кого-то умение слышать гармонию органично развивается благодаря семейной традиции или раннему общению с поэтически ориентированными людьми. Но без «воспитания» чувство это запросто может сгинуть — как и способность воспринимать музыку или живопись. Если «литература» становится ненужным (едва терпимым) «предметом», если родители публично негодуют, когда детям предлагают учить наизусть стихи, если знакомство с «текстами» (хоть классическими, хоть сегодняшними) заменяется знакомством с пересказами (хоть качественными, хоть безграмотными), то о каком воздействии стихов Некрасова (Державина, Жуковского, Блока, Мандельштама и т.д.) на «чувства, мысли и поступки» современного читателя (нас, наших детей и внуков) может идти речь? Чтобы понимать и любить стихи, надо их читать — много и постоянно. Чем шире поэтический кругозор каждого отдельного читателя и читательского сообщества в целом, тем выше шансы всякого большого поэта найти «друга в поколеньи» и «читателя в потомстве». Если наша поэзия будет существовать, изменяться, расти, одаривать новыми смыслами и звуками, то будут читатели и у Некрасова, Батюшкова, А.К. Толстого, Случевского, Ахматовой, Ходасевича, Твардовского, Самойлова… И наоборот. Как ни печально, но похоже, что наша поэзия вошла в трудное время — это совершенно одинаково относится к поэзии «минувших веков» и рождающейся сегодня (должной возникнуть завтра). Потому, между прочим, один из самых ярких поэтов современности — Максим Амелин — кладет столько сил на «воскрешение» (квалифицированные издания) забытых стихотворцев. За что ему низкий поклон.
9. Каков Ваш прогноз относительно бытования некрасовского наследия в ХХI веке?
См. ответ на вопрос 8.
10. Кому на Руси жить хорошо?
Никому. Так мне объяснил проблему великий поэт. Не только поэмой с грустно ироничным заголовком. И не он один. Вся большая литература отвечала на этот вопрос (отнюдь не обязательно требующий «локализирующего» уточнения) примерно так же. Из чего вовсе не следует, что жизнь вообще мерзость, а потому жить надо по-свински. Так что тут не обойтись без весьма серьезной оговорки. «Хорошо» в разных точках жизненного пути нам бывает по весьма разным причинам; изрядную часть «хороших ситуаций» каждый из нас исчислит без особого напряжения; к ним нужно добавить еще одну — хорошо, когда соприкасаешься с большим искусством, в частности — с поэзией Некрасова.
