Дорогой Корней Иванович.
<...> Чтобы не отложить анкету.
— 1. Некрасова — читать вслух народу — большое удовольствие. Народ (помещики тоже народ) знает русский язык и смакует его и понимает все остроты, юмор и тонкие намеки. Напр[имер] «Кому живется на Руси...» Какая певучесть! Какой стиль — некрасовский русский язык. Интеллигенты, а особенно нигилисты, совсем не понимали и не ценили русского языка. Помещики знали и умели говорить на нем. Но, конечно, надо же уметь хорошо читать — тоже — обязательно знание языка. А ведь те, даже попы-семинаристы, так невежественно переиначивают всегда ударения на словах, что народ даже не понимает их чтения. Народ язык блюдет органически: засмеет и презирает невежд языка.
— Вы знаете, я часто читал и здесь, и люблю — это — пение: язык кованый, стильный, широкий — требует широких легких.
— 2. В детстве я Некрасова не знал, тогда он еще в Украйну не доходил. По крайней мере поселянам...
— 3. В юности, только в Петербурге, я знакомился с его стихами; но сатир я не любил; и лучшими стихами Некрасова считал всегда «Рыцарь на час». Брат мой всю эту превосходную поэму знал наизусть и часто читал мне, даже на прогулках, бывало, («по той дорожке в Козьи рожки») на Самарской Луке.
Странно, никто не поверит, но «Парадный подъезд» — где «Бурлаки», я узнал уже написавши «Бурлаков». Уже товарищи стыдили, как это я не читал Бурлаков Некрасова. Бывает?
И я тогда уже критиковал Некрасова: разве может бурлак петь на ходу, под лямкой?! Ведь лямка тянет назад, — того и гляди — оступишься, или на корни споткнешься. А главное: у них всегда лица злые, бледные: его глаз не выдержишь, отвернешься, — никакого расположения петь у них я не встречал; даже в праздники, даже вечером перед кострами с котелком угрюмость и злоба заедала их.
«Как за хлеб, так за брань», помните? И Богу помолятся и шапки скинут; а бес тут как тут...
