1. Перечитываете ли Вы стихи Некрасова?
Давно не перечитывала (отчасти по небрежности, из-за текучки, отчасти потому, что нет в доме любимого, располагающего издания). Но я очень хорошо знала Некрасова в отрочестве и ранней юности, и его стихи у меня продолжают быть «на слуху».
2. Можете ли сказать «Мой Некрасов»? Каков он в отличие, скажем, от «нашего» или «ихнего»?
В этих случаях (когда речь идет о поэтах, художниках) никогда не пользуюсь притяжательным местоимением.
3. Многое мучило Некрасова при жизни. Что, на Ваш взгляд, не дает ему покоя на его нынешнем пьедестале? Или он счастлив, наконец?
Вопрос несколько вольный, метафорический (не метафизический же?). Если «на пьедестале» не безразлична посмертная участь, поэту должно быть грустно, что его живая популярность уходит в прошлое вместе с истощением народно-песенной культуры и интеллигентской «кастовой» совестливости. (Мой дед, народоволец, читал маме — тогда девочке — некрасовское «В полном разгаре страда деревенская...», и в голосе его, как она вспоминает, были слезы).
Конечно, можно предположить, что Некрасова сейчас так же тревожила бы участь русской природы, как тревожит она наших современных писателей.
4. Достоевский называл Некрасова загадочным человеком. Существует ли для Вас загадка или тайна Некрасова?
Нет, не существует. По-моему, это та «широкая натура», про которую у Достоевского сказано: «я бы сузил» (а в подтексте есть и любование этой широтой).
5. Одно время Корней Чуковский считал болезненной склонность Некрасова к изображению «мрачных» явлений жизни. Баратынский величал скорбь — животворной. Как Вы относитесь к этим эпитетам?
В XX веке индекс «мрачности» сильно изменился. Некрасов уже не кажется таковым. Его скорбь животворна (когда она не нарочито дидактична).
6. Как Вы понимаете некрасовскую традицию? Существовала ли таковая... до Некрасова? В ком и в чем явлена она сегодня? Что может быть с ней завтра?
Большой, великий поэт всегда итожит предшественников. Понятно, что в Некрасова вливается и многое пушкинское (всем известные примеры: «Румяный критик мой...», «Сват Иван, как пить мы станем»), и «Казачья колыбельная» Лермонтова, и Рылеев, и Мерзляков и пр. Но пока не появился Некрасов, не возникало и этих несхожих струй единого потока. Некрасовская традиция ожила в Твардовском (я не говорю о частичных влияниях, скажем, на Блока). А сейчас она, по-моему, замерла. Даже «почвенные» поэты ориентируются не на него, а скорее на Есенина и, с другой стороны, на Тютчева. Я думаю, Некрасову предстоит быть открытым вновь. Кое-какие подступы я чувствую у О. Чухонцева, у В. Леоновича.
7. «...Иль нет людей, идущих дальше фразы?»
Слово «фраза» надо понимать как особый знак-символ из радикально-демократического лексикона. Антонимы: «общее дело», просто «дело» или: «великое дело любви». Я уже не могу вернуться к этому лексикону, к его исторически обусловленным и исторически зашифрованным значениям.
8. Посылаем Вам ответы известных писателей на анкету Корнея Чуковского. Не располагает ли Вас этот материал — шестидесятилетней давности — к каким-либо размышлениям и заметкам в дополнение к сегодняшней нашей анкете?
Я бы хотела ответить на первый вопрос этой анкеты: «Любите ли Вы стихотворения Некрасова?», присоединившись к Н.С. Гумилеву: «Да, очень!» Хочу задать удивленный вопрос: почему никто из трех поэтов, перечисляя (в ярком соответствии с душой каждого из спрашиваемых) любимые стихи, не назвал гениальной «Тишины»?
А в целом ответы наводят на мысль о том, насколько поэты точнее и независимее «витий» в своих оценках.
