1. Ваша первая ассоциация с именем Николая Некрасова?
Это строчка «Я не люблю иронии твоей». И сразу за ней вторая: «Оставь ее отжившим и нежившим». Лучшее любовное стихотворение. Некрасов вообще удивительный в этом смысле поэт. От Тютчева он как бы идет к ахматовской интонации. Неудивительно, что Ахматова его очень любила, с Гумилевым они даже перебрасывались цитатами из него. Он заходит в комнату, в комнате Анна Андреевна, опять приболела, как она любила. Он — ей, вполголоса: «На красной подушке первой степени Анна лежит».
Я не люблю иронии твоей,
Оставь ее отжившим и нежившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим, —
Нам рано предаваться ей!
Я однажды дал эту строчку как тему своим студентам одной из школ литературного мастерства. И они написали очень хорошие тексты. Потому что эта строчка — ключ. Там уже все есть (кстати, к концу стихотворение самого Некрасова немного выдыхается: он его не докрутил, но первые две строчки прекрасные).
2. Как относились Вы к Некрасову в детстве и в юности? Как менялось Ваше отношение к Некрасову с возрастом?
Как к обременительной необходимости. «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел...» Ну и зачем мне это? Все лучшее от него пришло уже в старших классах.
У него есть в «Русских женщинах», кажется, строчка: «И Пушкин тут был... Я узнала его...». Эта интонация «я узнала его» какая-то неопределенная, повисшая, чудесная. Такое ты начинаешь замечать только с возрастом.
3. Какие стихи Некрасова — Ваши любимые? Чем Вам близка или не близка его поэзия?
Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.
Говори же, когда ты сердита,
Все, что душу волнует и мучит!
Будем, друг мой, сердиться открыто:
Легче мир — и скорее наскучит.
Если проза в любви неизбежна,
Так возьмем и с нее долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенье любви и участья…
Какая бесхитростная, почти детская интонация. И это: «Мы с тобой бестолковые люди». Мы и есть все, когда-то любившие, эти бестолковые люди. Бились, ругались, разошлись, теперь — бывшие, читай: мертвые. И незачем даже видеться: смысла нет. И поумнели, и стали пристойными, не извергаем больше чудовищных слов, ни душевных помоек тебе, ни драк. Тишина. Бело, как в операционной. Из нас вышел толк. Только непонятно зачем.
Ну а что касается близости / не близости, то я так и не смог прочитать до конца его «Кому на Руси...». Зато рыдательное стихотворение «Железная дорога» очень сильный текст. И этот автоэпиграф там почти постмодернистический, подслушанный:
Ваня (в кучерском армячке).
Папаша! кто строил эту дорогу?
Папаша (в пальто на красной подкладке).
Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!
Разговор в вагоне
Я уж не говорю про две строчки в середине, которые ушли в присказку и употребляются совсем в иных случаях, не в гражданственных, а когда мы говорим, иронически, про себя:
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.
То есть Некрасов у нас теперь записан на подкорке.
4. Как Вы оцениваете влияние Некрасова на последующую русскую литературу? Повлиял ли он на Вашу литературную работу?
На мою — нет. Но вот про Ахматову я уже говорил и, кстати, только сейчас подумал: вот этот его автоэпиграф к «Железной дороге» — чем это не автоэпиграф («Вместо предисловия») к «Реквиему»?
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
— А это вы можете описать?
И я сказала:
— Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
Почти полная перекличка приема.
5. «Современник» Некрасова был в центре русской литературной жизни в богатые литературой и яркие времена. Есть ли столь же бесспорные центры влияния в сегодняшней литературе? Кто мог бы (должен был бы) играть такую роль?
Не знаю. К сожалению, ничего не могу толкового тут ответить.
6. Преобладающая в лирике Некрасова мрачность отвращает Вас или привлекает?
7. Некрасов ставил перед собственным творчеством социальные задачи. Считаете ли Вы, что социальная миссия должна быть важна и сегодняшним поэтам?
Ну русская литература вообще мрачная. Если отворачиваться от нее по этой причине, отвращаться, мы окажемся в чистом поле: кругом снег, ни пня, ни пути, ни очертания человека (кто он? лихой какой человек? или добрый помощник?), опять же одна уже упомянутая раньше сплошная белизна. Литература вообще дело мрачное, нездоровое.
У Яна Сатуновского было такое стихотворение (вот, кстати, еще один человек, у которого была эта некрасовская жилка, может, им самим и не признаваемая, не ощущаемая):
Мужественно: утром пить водку натощак (предпочитаю кофе).
Мужественно: состоять, по меньшей мере, референтом замминистра.
Вот так. Тик и так.
А я вхожу с авоськой, соль, мыло, лук.
На, пырни меня своими всевидящими, всененавидящими.
Набоков говорил именно про Некрасова: его удлиненный стих, отяжеленный амфибрахием или вот анапестом, как в следующем отрывке, дает интонации какую-то «рыдательность».
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его бог!»,
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами...
Слышите эту «шарманочность»? Разлука ты разлука. Или: у церкви стояла карета. Вот этого всего очень много в Некрасове. Какая уж тут не-мрачность. Самый черный хлеб с солью слезы, еще и упавший в пыль. Все как мы любим.
8. Зачем нужен Некрасов сегодня? Будут ли его читать и помнить в этом веке?
Пока он есть в школьной программе — будут, куда же они денутся.
9. Кому на Руси жить хорошо?
А вы знаете, на Руси вообще стало неплохо жить. Не без проблем, конечно, но сейчас у нас есть главное, чего очень мало всегда было: свобода. Осторожная внутренняя свобода. Которой, надеюсь, будет все больше и больше.
