1. Перечитываете ли Вы стихи Некрасова?
Да.
2. Можете ли сказать «Мой Некрасов»? Каков он в отличие, скажем, от «нашего» или даже «ихнего»?
У Некрасова люблю отдельные строфы и строки; в стихах же, даже в самых лучших, всегда что-то отпугивает, вроде «голод мучительный мы утолили...» из «Еду ли ночью...» или длинноты в прекрасных «Похоронах». По-моему, сегодняшнему читателю Некрасов труден; он стал поэтом для поэтов наподобие Хлебникова.
3. Многое мучило Некрасова при жизни. Что, на Ваш взгляд, не дает ему покоя на его нынешнем пьедестале? Или он счастлив, наконец?
Небрежность, растянутость, безвкусица, слабое чувство формы, примитивность многих стихов. Поэт огромного таланта порой работал, как последний графоман. Разумеется, это не может дать посмертного счастья.
4. Достоевский называл Некрасова загадочным человеком. Существует ли для Вас загадка или тайна Некрасова?
Достоевский был бесконечно благодарным и отзывчивым художником, он умел из чужих вещей выхватывать самое нужное и достойное, а лишнее отметать, как несуществующее. Но и Достоевского раздражало несовершенство некрасовских стихов. Для меня загадка и тайна Некрасова в следующем: почему он, отличный редактор, не желал себя редактировать.
5. Одно время Корней Чуковский считал болезненной склонность Некрасова к изображению «мрачных» явлений жизни. Баратынский величал скорбь — животворной. Как Вы относитесь к этим эпитетам?
У Некрасова бывали приступы хандры (или, как сейчас называют, депрессии). Но и Пушкина посещала хандра. Однако Пушкин, не щадя себя, весь выкладывался на работе, и поэтому ему нету равных. Такая работа награждала Пушкина мужеством, радостью и светом. Некрасов же, по-моему, писал стихи тяп-ляп, а это не могло не повергать его в беспросветную мрачность.
6. Как Вы понимаете некрасовскую традицию? Существовала ли таковая... до Некрасова? В ком и в чем явлена она сегодня? Что может быть с ней завтра?
Если под традицией понимать сходство взглядов и тем, то, мне кажется, ни предшественники Некрасова, ни его последователи ничего существенного русской поэзии не дали. Но если говорить о влиянии Некрасова, то оно огромно, и уверен, еще не один век его будет испытывать наша поэзия. Дело в том, что Некрасов открыл в русском стихе столько возможностей, что уже по одному по этому он великий поэт. Но сам он удачно использовал только малую часть своих находок; многое в его поэзии осталось как бы бесхозным. Не мудрено, что последующие поэты растащили по своим стихам некрасовские ритмы и некрасовскую интонацию, и очень хорошо сделали. Иначе эти ценности пропали бы для читателя. Лучше всего «некрасовское» срабатывает у поэтов, скорее ему чуждых, как по кругу тем, так и по духу. Например, у А. Блока («Унижение», «На железной дороге»), у Пастернака («Ночь», «В больнице»), у Слуцкого («Покуда над стихами плачут...») или у Симонова («Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...»).
7. «...Иль нет людей, идущих дальше фразы?»
Разумеется, разлад между некрасовской фразой и поступком огорчает. Не в этом ли одна из причин (пусть не главная!) риторичности и ходульности многих его стихов?
8. Посылаем Вам ответы известных писателей на анкету Корнея Чуковского. Не располагает ли Вас этот материал — шестидесятилетней давности — к каким-либо размышлениям и заметкам в дополнение к сегодняшней нашей анкете?
Отвечая на анкету К. Чуковского, Ахматова, Блок и Гумилев, может быть, сами того не желая, раскрывали нам не Некрасова, а самих себя, и в этом замечательная ценность материала.
